Первый директор СахНИРО Д.С.Песков

Порой время безжалостно стирает следы прошлого. Значительно реже их сознательно уничтожают сами люди. Так и произошло с биографией первого директора Сахалинского отделения Тихоокеанского института рыбного хозяйства (сейчас Сахалинский НИИ рыбного хозяйства и океанографии) Дмитрия Сергеевича Пескова. В архивах не сохранилось ни его личного дела, ни других документов с его именем. Причина этого лежала на поверхности: в октябре 1937 г. Дмитрий Песков был заключен в Александровскую тюрьму по так называемому «делу «Сахгосрыбтреста», а спустя пять месяцев расстрелян. И хотя еще 26 марта 1957 г. решением Военной Коллегии Верховного Суда СССР первый директор института был реабилитирован, любая информация об этом человеке была недоступной. Уже в наше время сложилась парадоксальная ситуация: в 1995 г. именем Дмитрия Пескова было названо научно-исследовательское судно СахНИРО, но биография этого человека и даже дата его рождения по-прежнему оставались неизвестными.

Страницы биографии
Только сейчас удалось выяснить некоторые детали непростой биографии первого директора Сахалинского отделения ТИРХа. Дмитрий Песков родился в г. Сергиевом Посаде (позднее Загорск) Московской губернии в многодетной семье священника 6 сентября 1898 г. (1, 2) Строгое воспитание, которым отличались семьи священнослужителей, и близость старинной Троице-Сергиевской лавры с ее богослужениями и крестными ходами безусловно должны были оставить свой след в памяти и отразиться на характере мальчика. По окончании гимназии Д. Песков был зачислен вольноопределяющимся 1-го Отдельного полевого тяжелого артиллерийского дивизиона на должность конного разведчика команды связи. В 1917-1918 гг. в составе артдивизиона участвовал в Первой мировой войне, воевал с немцами под Ригой и Двинском. Вернувшись с фронта в феврале 1918 г., служил писарем в железнодорожной охране. Осенью того же года поступил в Межевой институт в Москве, но из-за свирепствовавшего в то время голода оставил учебу, и несколько месяцев проработал делопроизводителем отдела социального обеспечения в Загорске. После службы в Красной армии (1919-1920 гг.) в октябре 1920 г. Д. Песков поступил в Московский ветеринарный институт. Со второго курса института перевелся на рыбохозяйственное отделение Тимирязевской академии, которую окончил в апреле 1924 г. По окончании учебы был направлен в ихтиологическую лабораторию (станцию) в г.Керчи, где проработал старшим наблюдателем до мая 1925 г. Позже работал нарядчиком и помощником заведующего рыбными промыслами Оремиф, Верхнее и Нижнее Пронге под Николаевском-на-Амуре, помощником заведующего рыбным промыслом Стрелецкий в Астрахани. После перенесенной малярии некоторое время служил экономистом-статистиком в г. Николаевске-на-Амуре. В октябре 1929 г. Дмитрий Песков был откомандирован в качестве заместителя заведующего рыбным отделом в только что образованное Акционерное Сахалинское общество (АСО), которое объединяло все государственные предприятия рыбной промышленности Сахалина. В столицу северного Сахалина – г.Александровск-Сахалинский Песков прибыл вместе с другими служащими рыбного отдела в апреле 1930 г. В марте 1932 г. рыбный отдел АСО был преобразован в самостоятельную структуру – Сахалинский государственный рыбопромышленный трест. Песков стал заместителем управляющего нового учреждения. Но в новой должности он проработал всего несколько месяцев. В июне того же года решением Крайкома ВКП (б) он был назначен первым директором Сахалинского отделения ТИРХа.

В те годы главной промысловой рыбой у западного Сахалина была сельдь, изучению миграций и оценке численности этой рыбы и были посвящены первые исследования отделения. С 1936 институт приступил к изучению путей и условий миграций лососей в Рыбновском районе области. В архиве института чудом сохранился рукописный отчет Дмитрия Пескова об исследовании сельди у восточного побережья Сахалина(3). Это обычная общая тетрадь с таблицами и графиками. Сейчас она заняла почетное место на архивной полке, а в то время держать в стенах института рукописи, написанные «врагами народа» было небезопасно.

Дело Дмитрия Пескова
Передо мной папка с пожелтевшими от времени страницами. То самое дело, которое завели на Дмитрия Пескова в Сахалинском областном управлении НКВД в далеком 1937 году (4). Начинаю читать и невольно вспоминаю слова Варлама Шаламова, который написал, что «человек оказался гораздо хуже, чем о нем думали русские гуманисты XIX-XX вв.». Казалось, столько всего написано про допросы тех страшных лет, что и добавить уже нечего. Тем не менее, некоторые граждане продолжают считать книги В. Шаламова и А. Солженицына «беллетристикой, далекой от действительности». Зато в этой папке «документы», если можно так назвать лживые обвинения. Протокольный язык следователей НКВД, признательные показания «врагов народа», никакие художественные произведения не в состоянии заменить этот «литературный» стиль.

В первую очередь бросается в глаза, что папочка с личным делом Д. С. Пескова совсем невелика – всего 91 страница, причем почти половина из них – это дополнительные допросы свидетелей в 1955-1957 гг., документы по реабилитации первого директора СахНИРО и переписка с женой Пескова - Ольгой Дмитриевной.

В деле всего один протокол допроса Дмитрия Пескова от 21 октября 1937 г. В нем подробно представлена его биография, приведены сведения о родителях и родственниках. Далее следователь задает, казалось бы, невинные вопросы о друзьях-однокурсниках по учебе в Тимирязевской академии в Москве, попавших на работу на Дальний Восток. За ними вполне конкретная цель – привлечь к «делу о Сахгосрыбтресте» как можно больше участников. Предложение поработать на Сахалине от будущего «врага народа» в этом зазеркалье однозначно рассматривается как «вербовка в троцкистко-вредительскую организацию», заседание, посвященное подготовке к будущей путине – «собрание членов контрреволюционной организации».

Рыбная промышленность Сахалина в те годы развивалась быстрыми темпами. Сырьевая база этому росту вполне благоприятствовала, а обрабатывающие мощности в значительной мере отставали. Справедливости ради следует отметить, что подобный перекос в рыбной отрасли области сохранялся до конца 80-х гг. прошлого века. К этому следует добавить полное отсутствие дорог к большинству рыбных промыслов северного Сахалина, ограниченные сроки навигации, отсутствие пристаней и закрытых ковшей. Пароходы со снабжением часто не имели возможности разгрузиться, не говоря уже о том, чтобы забрать промышленную рыбу, которая зачастую оставалась зимовать, снижая свою сортность. Все это осложняло финансовое положение треста, приводило к несвоевременной выплате заработной платы и недовольству рабочих, конфликтам, доходящим до попыток самосудных расправ с директорами рыбозаводов, как это имело место на рыбозаводе Мосия (5,6).

Обвинением против Дмитрия Пескова неожиданно стало и необоснованное строительство крабоконсервного завода в райцентре Широкая Падь в 1930 г. Биоресурсов камчатского краба, способных обеспечить бесперебойную работу завода, в северной части Татарского пролива не было. Как следует из дела, завод пришлось демонтировать и перевезти на материк. Песков изначально был против его строительства, по этому поводу в Москву была отбита соответствующая телеграмма. Свое заключение об отсутствии здесь крабовых полей на основании исследований в северной части Татарского пролива сделал для «Востокрыбы» сотрудник ТИРХа, известный ученый И. Г. Закс. Но в вину Пескову было поставлено своевременное неинформирование органов НКВД о подрывной деятельности по строительству этого самого злосчастного завода. Хотя если бы он настаивал на своем, скорее всего, его бы арестовали еще раньше, инкриминировав то, что он идет против линии партии.

Сейчас известно, что илистые грунты в северной части Татарского пролива делают ее в целом непригодной для обитания камчатского краба. Камчатский краб появляется в этих местах только в годы небывалого увеличения численности популяции, основная часть которой находилась в те годы в японской зоне у юго-западного Сахалина. Собственное воспроизводство камчатского краба у северо-западного побережья Сахалина очень невелико. Японцы к тому времени неумеренным промыслом (до 6000 т в год) уже в значительной мере подорвали численность камчатского краба в своих водах, поэтому он, видимо, и перестал появляться на севере Татарского пролива. В результате «крабовое дело» вылилось в контрреволюционную деятельность по развалу рыбной промышленности, которую и инкриминировали Дмитрию Сергеевичу. В дело пытались втянуть других ученых, оклеветать лучших из них. В вопросах следователя мелькают фамилии уже побывавшего под следствием бывшего директора ТИРХа во Владивостоке А. Н. Державина, и других сотрудников этого института.

Обвинение Д. С. Пескова основано на показаниях одного единственного человека, сотрудника АСО, называть имя которого я не буду. Мы не знаем, что он пережил в следственной тюрьме, и какие мучения выпали на долю его семьи, прежде, чем согласился «сотрудничать» со следствием. Но все же позволю себе цитату из протокола допроса этого человека от 16 июля 1937 г. «Я являюсь членом контрреволюционной вредительской организации, занимающейся вредительством в системе «Сахгосрыбтреста». Вовлекли меня в эту контрреволюционную вредительскую организацию в 1932 г., во время моей работы в аппарате «Сахгосрыбтреста», когда я работал там в качестве ... Делалось это Песковым не сразу, а постепенно и даже в начале незаметно для меня. Когда же я влез во вредительскую работу, сам того не замечая, то он меня при помощи своих людей заставил заниматься вредительством прямо, и я вредил сознательно в течение всех последующих лет вплоть до 1937 г. включительно… Все вредительство вышеперечисленных лиц и в частности мое, сводилось к тому, чтобы рыбозаводы треста вместо прибыли приносили бы убытки, чтобы была порча сырца и готовой рыбопродукции, чтобы каждый рыбозавод сидел бы без средств… Когда наши действия становились явными, то Соловьев, Песков и я … говорили между собой, что вредительскую деятельность надо маскировать, не показывать в цифровых материалах истинное положение дел».

Допросы Пескова проводил начальник Рыбновского районного отдела НКВД лейтенант госбезопасности Экштейн. Спустя 17 лет после трагической гибели Д. Пескова, в 1955 г. о методах ведения следствия Экштейном красноречиво рассказал А. Каширский, арестованный по «делу «Сахгосрыбтреста» через месяц после ареста Д. Пескова. Показания А. Каширского приобщены к делу Дмитрия. Пескова: «В ноябре 1937 г. я был вызван к сотруднику НКВД Экштейну, который предложил написать компрометирующие материалы на экономистов треста Бухбиндера и Тюбина, о том, что они состоят членами вредительской организации, существующей в «Сахгосрыбтресте». После того, как я отказался это сделать, и после неоднократных угроз мне был предъявлен ордер на арест, подписанный Дрековым. Я протестовал: почему на ордере нет санкции прокурора. Тогда в кабинет вошел сам Дреков и заявил: «Я тебе прокурор, я тебе партия, я тебе …» Тут он назвал имя одного из руководителей партии и правительства. После ареста меня почти беспрерывно допрашивали следователи Родин, Экштейн, Шувалов и другие, а когда их не было, то в кабинете дежурил солдат, который стучал по столу линейкой и не давал спать.

Меня допрашивали о связи с японской шпионкой, фамилии которой сейчас не помню. Я не признавал этой связи, так как ее в действительности не было. По этому вопросу меня допрашивали до 30 декабря 1937 г. Я хорошо помню, что это был праздник ВЧК. В кабинет, где шел мой допрос вошел Дреков. Когда узнал, что я не признаюсь, вслух дал указание следователю «пришить меня к вредительской организации «Сахгосрыбтреста». Мне была дана короткая передышка, а потом следствие пошло по новому пути. Мне задавался один вопрос «Когда и кем вы были завербованы во вредительскую организацию «Сахгосрыбтрест». По этому вопросу меня допрашивали до мая 1938 г. В период этих допросов меня били, я помню, что сам Дреков выбил мне сапогом два зуба, ставили на 9 дней на стойку, так, что отекали ноги. Надевали наручники и подолгу не давали спать. Всех случаев физических мучений сейчас невозможно даже перечислить». Судьба Александра Каширского оказалась более счастливой, чем у Дмитрия Пескова. Обвинение его во вредительской деятельности было переквалифицировано на статью 109 УК РСФСР, а в 1939 г. и вовсе прекращено

Избиения и пытки не сломили волю первого директора Сахалинского отделения ТИРХа. Во время допросов Песков категорически отрицал существование вредительской организации в «Сахгосрыбтресте» и чье-либо участие в контрреволюционной деятельности. Сегодня мы можем лишь догадываться о том, какие мучения выпали на его долю, и что пережил этот мужественный человек. Из материалов шитого белыми нитками следствия мы знаем, что, несмотря на побои и издевательства он никого не предал и не оклеветал. Чекистам очень хотелось предать этому делу вселенские масштабы, они надеялись получить у Дмитрия Пескова признаний о вредительской деятельности многих известных ученых ТИНРО во Владивостоке. Среди них бывший директор ТИНРО профессор А. Н. Державин, ихтиолог А. Я. Таранец, гидробиолог И. Г. Закс, К. Богоявленский. Может быть с этой целью в декабре 1937 г. Д. Песков и был доставлен во Владивосток в тюрьму УНКВД по Приморскому краю. Но добиться от Пескова признательных показаний во вредительской деятельности ученых и сослуживцев и здесь не получилось.

Несмотря на это фантазия следователей уже лилась рекой. «И упало каменное слово» - так сказала о приговорах тех страшных лет простоявшая два года жизни в тюремных очередях поэтесса Анна Ахматова. Из текста обвинительного заключения и приговора мы узнаем, что «Песков с 1932 г. являлся участником антисоветской правотроцкистской террористической и шпионско-вредительской организации, действовавшей в рыбной промышленности Дальневосточного края, и по заданию одного из руководителей этой организации Якобсона создал на Сахалине вредительскую организацию и руководил подрывной работой, направленной на разрушение хозяйства Сахалинского госрыбтреста». 19 марта 1938 три юриста, три члена выездной сессии Военной Коллегии Верховного Суда СССР (так называемая «тройка») во Владивостоке подписали Дмитрию Пескову расстрельный приговор. В тот же день Дмитрия Пескова не стало...

Спустя три года иностранным шпионом был признан руководивший следствием по делу Дмитрия Пескова начальник УНКВД по Приморскому краю М. Диментман. Удивительно, но виновным он был признан все по тем же самым пунктам 58-й «всеподметающей», по выражению А. Солженицына, статьи, что и уничтоженный им Дмитрий Песков. С формулировкой «за шпионскую работу в пользу иностранной разведки, производство незаконных арестов честных советских людей и фальсификацию уголовных дел» он был расстрелян в июле 1941 г. В 1939 г. был вызван в Хабаровск, арестован и в 1940 г. расстрелян всесильный начальник Сахалинского управления НКВД В. Дреков, по фамилии которого период массовых репрессий на Сахалине в 1937-1938 гг. так и окрестили «дрековщина» (7).

Эти события не привели к пересмотру дела и посмертной реабилитации Дмитрия Пескова, никак не облегчили судьбу его семьи и родственников. Как член семьи врага народа в лагерь попала жена Пескова - Ольга Дмитриевна. За время заключения она потеряла сына и мать (8). Горькую правду о судьбе мужа ей удалось узнать только спустя 18 лет. Расстрельные приговоры родственникам обвиняемых в то время не оглашали, преступно заменяя слова «высшая мера наказания» на «десять лет без права переписки». И близкие продолжали надеяться и верить…

Репрессии, обрушившиеся на рыбную промышленность Сахалина, привели к оттоку населения из Широкопадского и Александровского районов, нехватке опытных кадров и снижению уловов рыбы. Арест директора негативно сказался на деятельности Сахалинского отделения ТИНРО, по результатам 1938 г. его работа была признана неудовлетворительной (9).

Казалось бы, в трагической биографии Дмитрия Пескова можно поставить точку. Но, листая пожелтевшие от времени страницы уголовного дела первого директора СахНИРО, подумал вот о чем. После Второй мировой войны тысячи немцев в принудительном порядке в рамках программы денацификации проводили через фашистские концлагеря, демонстрируя газовые камеры, кучи детской обуви и другие следы преступлений нацизма. Уже в 60-е годы немецким школьникам под угрозой нервных срывов вновь стали показывать все «прелести» нацисткой политики. Так в Германии делали прививку от фашизма. В России никто никого по лагерям не водил, не стали прививкой от сталинизма и книги А. Солженицына и В. Шаламова. Уже нет и самих лагерей, а большинство лагерных архивов после смерти Сталина были уничтожены. Но остались еще вот эти уголовные дела заключенных, папочки с пожелтевшими от времени страницами. Сила воздействия протоколов допросов, очных ставок и текстов обвинительных заключений на человеческую психику велика. Огромной воспитательной силой обладают эти страницы. Все это можно было бы принять за неудачную фантасмагорию или записки умалишенного следователя, если бы не человеческие жертвы, переваренные страшным молохом сталинской инквизиции. Я за то, чтобы эти пожелтевшие страницы расстрельных приговоров с «безумными» формулировками обвинительных заключений печатали, подобно карточкам чеховской переписи, и показывали детям на уроках истории. Это и будет для них самой лучшей прививкой от сталинизма.

Примечания:

1. Книга Памяти жертв политических репрессий в Сахалинской области. Сост. А.М. Пашков, В.Л. Подпечников. Южно-Сахалинск, 1996. С.54.
2. Гапоненко К. Венец терновый // Советский Сахалин. 29 октября 2002 г.
3. Песков Д. С.. Отчет о работе экспедиции Сахалинского отделения ТИРХа у восточного берега Сахалина. Александровск-Сахалинский. 1935. 134 с. Научный архив СахНИРО. № 73.
4. ГАСО. Ф. 1174. Оп. 2. Д. 2407.
5. Голованов П. И., Чекмарев. Экономический обзор рыбного хозяйства Северного Сахалина. Александровск-Сахалинский. 1934. 99 с. Научный архив СахНИРО. № 128.
6. Собственноручные показания Тучина В. В.13 декабря 1955 г. ГАСО. Ф. 1174. Оп. 2. Д. 2407. Л. 43-46.
7. Войнилович М. Дело №СУ-3246 (Жизнь и смерть комбрига Дрекова). Южно-Сахалинск: Сахалинское книжное издание. 1991. 59 с.
8. Пескова О. Д. Наша жизнь на Сахалине // Под созвездием Персея. СахНИРО 70 лет. Владивосток: Рубеж. Форт Росс. С. 142-143.
9. Рухлов Ф. Н. СахНИРО: ретроспектива развития // Под созвездием Персея. СахНИРО 70 лет. Владивосток: Рубеж. Форт Росс. С. 20.

Андрей Клитин

Первый директор